 26 лет прошло с того страшного момента, когда произошел взрыв реактора. До Уральских гор радиационное облако не долетело, однако множество уральцев принимало участие в ликвидации последствий той катастрофы. Они тушили кратер разрушенного энергоблока, возводили саркофаг над очагом радиации и хватали губительные дозы облучения. Теперь этих людей называют ликвидаторами. С одним из героев Чернобыля, жителем поселка Уфимский Павлом Николаевичем Глазыриным я встретилась накануне скорбной даты.
СТАЛО СТРАШНЫМ СЛОВО «ЧЕРНОБЫЛЬ»
- Когда Вы узнали о трагедии? - Долго не знали. В 1986 году я с женой и детьми жил в г. Свердловске, работал на пианинной фабрике шлифовщиком. В обычный августовский день пришел с работы и получил повестку: явиться в военкомат. Там мне объяснили, что я направлен на военную переподготовку. Прошел медицинскую комиссию и с запасом продуктов на 3 дня явился в военкомат. Так как был август, я подумал: скорее всего, дорога мне на уборочную - в те годы так делали часто. Но когда в военкомате Ленинского района нашу группу, около 90 человек, отправили на областную медицинскую комиссию, мы задумались: это не для уборочной, что-то посерьезнее… Нас погрузили в эшелон поезда и отправили в г. Чебаркуль. Там была ещё одна, уже третья медкомиссия. Об аварии на атомной станции мы ничего не слышали. Эта информация была секретной. На наши настойчивые распросы после долгого молчания получили наконец ответ: «Едете в Чернобыль. Там авария». - Вам было страшно это услышать? - Страха не было, потому что мы совершенно не знали о масштабах катастрофы, авария так авария… Даже подшучивали: на юге побываем. В ожидании вызова на танковом полигоне в Чебаркуле мы жили в палатках более двух месяцев. С наступлением холодов наше формирование (500 человек) отправили в г. Златоуст, где около месяца жили в казармах. Потом из Челябинска на АН-24 вылетели в Киев. Да, перед вылетом всех отпустили домой на 3 дня повидаться с родными. Позднее мы поняли - отпускали попрощаться. По прибытии на место, 25 декабря, нас зачислили в Днепропетровский полк, который находился в 15 километрах от атомной станции. Вокруг г. Припяти кольцом стояли воинские части. Рядом с нами располагался Литовский полк. Со всего Союза были ликвидаторы. Все твердо знали: надо, значит, надо, Родина у нас одна. Наши отцы сражались за наше будущее на фронтах, сейчас пришел наш черед сражаться с невидимым врагом – радиацией. Мы увидели ужасную картину, а очевидцы подробно рассказали: реактор и здания 4-го энергоблока были разрушены двумя мощными взрывами. Из реактора волной выбросило раскаленные куски ядерного топлива и графита, которые упали на крышу машинного зала и вызвали пожар. Столб горящих материалов и газов взлетел на высоту более 1 км. В результате взрыва разрушилось помещение сепараторов, а они сами весом 130 т каждый (всего их было 4) были сдвинуты с нижних опор и оторваны от трубопроводов. После того, как рухнуло перекрытие, зал главных насосов с северной стороны полностью разрушился, основное оборудование было выброшено из здания. Мостовой кран весом 250 т и монтажный кран весом 60 т сорвало с мест… С 27 апреля в течение нескольких дней на разрушенный реактор сбросили 40 т карбида, 800 т дополита, 1800 т глины и песка, 2400 т свинца. Первые ликвидаторы – вертолетчики - работали в условиях, несовместимых с жизнью. На высоте 200-250 метров уровень радиации был более 100 Бэр! - Смерть ходила рядом, о чем Вы думали в тот момент? - В то время мне было 37 лет. Я думал: у каждого своя судьба. Мой отец прошел всю войну, вернулся израненным и умер в 38 лет. Но я умирать не буду, дома меня ждет семья. За свою жизнь я дважды тонул, горел в огне, чуть не погиб при крушении вертолета – судьба была ко мне благосклонна, значит, и сейчас останусь жив. С этими мыслями я и работал. - В чем заключалась эта работа? - На спецмашине обрабатывал зараженную радиацией зону. На территории находился от 1 часа до 1 часа 30 минут. Шесть раз я заезжал на станцию, пять раз – в г. Припять. После каждого захода измерялась доза. Я получил 22,526 Бэр. На территорию больше допускать не стали. Работал в части. Через месяц кровь пошла из носа и рта. 28 января отправили домой. Я был рад, что еще увижу родных, ведь многих ребят из зоны отправили в цинковых гробах. До 1986 года я практически не болел и не ходил в больницу, а тут… Месяцы слагались в годы лечения. Группу инвалидности не давали. Ведь ставить диагноз «радиационное облучение» было запрещено. В течение года я выходил на работу от силы на 7-10 дней. Остальное время – больница, санаторий. Вторую группу инвалидности получил только в 1990 году. Сейчас я беседую с вами благодаря друзьям: видя мое не улучшающееся состояние, они увезли меня в город Норильск и лечили там своими методами более двух месяцев. Я ел печень оленя, мозги сиговых рыб, пил оленью кровь. После этого почувствовал себя лучше, и вот живу… - Неужели людям, оставившим свое здоровье в Чернобыле, было так проблематично получить группу инвалидности? - Это лишь половина проблемы. Меня лишили права на хранение и ношение охотничьего оружия и водительских прав. Говорили: «Неизвестно, какой ты сейчас человек, надо бы тебя проверить в психиатрической больнице». Мое терпение закончилось, и я написал в Москву А.А. Громыко. Вскоре ко мне домой приехали представители Министерства здравоохранения из Свердловска и предложили пройти курс лечения в Московском центре радиационной медицины. После возвращения оттуда все права гражданина мне постепенно вернули. В 1991 году мы объединились в Союз «Чернобыль» для решения своих жизненных проблем. Ведь по сути-то все мои товарищи Герои, выполнившие свой долг перед Родиной и человечеством. Многие потеряли самое дорогое – здоровье, жизнь. *** По официальным данным, из Свердловской области в ликвидации катастрофы на Чернобыльской АЭС в 1986-1990 годах принимали участие 6621 человек, инвалидами I-й и 2-й групп стали 1892 человека. Уже 1301 человек преждевременно ушли из жизни… Павел Николаевич ГЛАЗЫРИН за мужество и самоотверженность при ликвидации последствий аварии на ЧАЭС Указом Президента Российской Федерации награжден орденом Мужества, знаками доблести и чести, его имя занесено в Почетную Книгу Памяти о Чернобыле, выпущенную в г. Екатеринбурге к 20-летию со дня крупнейшей радиационной катастрофы. Беседовала Тамара СТАХЕЕВА
СУДЬБА, о которой НЕ жалеют!
 Ночью 26 апреля 1986 года прогремели страшные взрывы на Чернобыльской атомной электростанции (АС). Ныне авария рассматривается, как крупнейшая среди подобных за всю историю атомной энергетики. 32 человека погибли в первые три месяца, сотни – в последующие, а сколько человек умерли и ещё умрут от последствий этой страшной трагедии, мы не узнаем долго, а может и никогда. Гриф секретности определил время для раскрытия дел – только через 75 лет!… Василиса Фоминична Бородина родилась и выросла в селе Корзуновка Ачитского района, здесь же закончила школу-восьмилетку. Переехала к родственникам в Ревду, где и нашла своё семейное счастье. Звали парня Владимиром, был он красивым, статным, но самое главное – добрым и весёлым человеком. Сыграли свадьбу… Со временем родились две дочери. Судьба занесла молодую семью на Украину, в город Припять. Об этом городе супруги сохранили самые лучшие и трагические впечатления своей жизни. Василиса Фоминична может часами рассказывать о том, каким удивительным был этот город - Припять! В нём улицы имели архитектурные особинки, на каждой росли только «свои» цветы: розы, гортензии, гвоздики, хризантемы…. Средний возраст жителей составлял 30 лет, было много молодых мам, гуляющих с детьми! Молодой семье с Урала со временем дали трёхкомнатную квартиру с огромной лоджией, конечно, получили её не сразу, вначале ютились в общежитии. … Когда мы уже заканчивали нашу беседу, Василиса Фоминична сказала мне и мужу: «Эх, если бы можно было вернуть время вспять, то я непременно вернулась бы в Припять. Там я прожила до аварии девять лет, но какие это были годы! Когда я вернулась на малую родину, меня попрекали, мол, большие деньги нагребла. А получала-то всего 120 рублей в месяц. Да разве дело в деньгах! Кроме красивейшей природы, окружавшей город, люди жили весело, открыто, с удовольствием занимались спортом, шли в разные секции и кружки по интересам. Катера типа «Ракеты» по реке Припять выплывали в Днепр, и мы гоняли на них в Белоруссию, Смоленск, Киев, Днепропетровск. Если и бывает коммунизм, то девять лет моя семья жила при коммунизме». С 1977 по 1986 года Василиса Бородина работала на четвёртом этаже ЧЕТВЁРТОГО энергоблока в должности санпропускника. Сидела за столом, а рядом с ней стоял рентген-аппарат, который исполнял роль большого дозиметра (во весь человеческий рост). Атомная станция работала круглосуточно, в три смены, и по окончании работы все из блока шли в санпропускник. Чаще всего аппарат у Василисы Фоминичны звенел по несколько раз. Примет работник душ с моющими специальными средствами, подойдёт к аппарату, а он звенит и звенит. И вновь идёт атомщик отдраивать свою «шкуру…» Как мне объяснила Василиса Фоминична, незначительные выбросы вредных веществ в окружающую среду были и раньше, до трагедии. В таких случаях в санпропускниках с рабочими АС проводили многократную дезактивацию, но рентген-аппарат у Василисы Бородиной продолжал звенеть. Выбившись из сил, она или старшая смены, говорили: «Идите домой, а то уже скоро на новую вахту заступать!». Василиса Фоминична со слезами на глазах вспоминала ночь на 26-го апреля 1986 года. Спали дома. Проснулись приблизительно в 1.30 от страшного взрыва, затем раздался второй взрыв, и стекла в домах повылетали. А ведь до атомной станции – три километра. Всех охватила паника… Василиса Фоминична страстно защищает руководство Чернобыльской АС: «Поймите, четвёртый энергоблок был на плановом ремонте, и запускать его было НЕЛЬЗЯ! Но из Москвы последовала команда: «ЗАПУСТИТЬ!» И сколько руководство не упрашивало повременить с пуском энергоблока, московские начальники были неумолимы. За-пус-ти-ли!!! И буквально за секунды тепловая мощь реактора возросла в 100 раз, и продолжала нарастать неудержимо... Конечно, я уже потом в газетах и книгах об этом читала. Ой, если бы это была моя смена, то не знаю, выжила ли в этом аду?! Пожарные сработали быстро и отважно! Возможно, они предотвратили ещё несколько взрывов. Не все знают, что на крыше убирал горящие вещества РОБОТ японского производства. Но он быстро перегрелся, вышел из строя и упал с крыши. А вот наши пожарные там работали, герои они…» Но вообще-то японцы нам хорошо помогали, меня, например, японская женщина-врач постоянно осматривала, и мы с ней подружились. Но об этом тогда нельзя было говорить. Мне вот всё жалко наших начальников. Генеральный директор Брюханов отсидел 10 лет, четыре его заместителя отсидели сроки поменьше. А главный инженер вообще повесился. Но команду-то дали из Москвы, а тамошних никого не посадили… Утром нам, жителям Припяти, объявили о временной, мол, на три дня эвакуации. Поэтому потребовали никаких вещей не брать, а только документы, деньги (а какие деньги, если как раз 26-го числа нам должны были выдать получку?). Старшая дочь в это время училась в Киеве, в техникуме. Их организованно отправили в Крым. Была создана служба розыска и через три дня мы узнали, что у Светочки всё хорошо. 10-летнюю дочь Лену мы на последние деньги отправили к родственникам в Дагестан. А нас поселили на пароходе «Карелия». И лишь 28 апреля официально объявили на всю страну о страшной аварии. Начальство вызвало нас на работу. Приехали автобусы, залитые цинком, и нас повезли на работу. При выходе из бронированного автобуса мы бежали метров 15 до дверей. В начале мая я начала работу на своём санпропускнике. На моём месте радиация была допустимой, а вверху бушевал страшный, хотя и невидимый враг – высокая. Проработала я на своём месте с мая по август, потом отстранили от работы. Нагнали военнослужащих, но толку от них было мало, так как обученными были лишь химические войска, а остальные ничего не знали. Их учили, инструктировали и посылали в «бой»! Каких я мужиков обрабатывала (проводила дезактивацию) про то сил рассказывать у меня нет. Нашатырь и валерьянка, корвалол и валидол – всегда были под рукой. Отлежусь немного - и опять за работу. Василиса Фоминична разволновалась, её руки тряслись. Муж, Владимир Александрович, увёл супругу в другую комнату - передохнуть. А сам продолжил рассказ: «Я тоже работал на Чернобыльской АС, в цехе централизованного ремонта. После аварии нам запретили взять с собой тёплые вещи, а поселили на теплоходе. Ночью холодно, мёрзнем в своих каютах, Спали на матрасах, готовили пищу на чём придётся. Но каюта не персональная – отдохнул восемь часов и, будь добр, освободи её – другая смена с вахты приехала, надо ей отдыхать. Мы шли в лес на природу или к начальству просить денег. Но денег не давали. Потом общество «Красный Крест» выдало нам по 15 рублей, о чём сделали запись в паспорте и заверили её печатью. Василиса тогда сильно возмущалась. Но через 10 месяцев нам дали квартиру в Киеве, так как жить на теплоходе было невозможно. Через 10 лет решили вернуться в Ревду. Вот тут-то и столкнулись с равнодушием чиновников. Они талдычили одно: «Мы вас в Чернобыль не посылали, вы там жили до аварии, как сыр в масле, поэтому от России вам льготы чернобыльские НЕ полагаются!" Вот тогда Василиса доставала паспорт, открывала страницу, на которой «Красный Крест» сделал пометку о 15 рублях, и говорила: «Вот наши «бешеные деньги». Плюнули мы на эти льготы и переехали в родную для Василисы Корзуновку. Тут свежий воздух, чистейшая вода. Да и живностью обзавелись: овцы, козы, куры, есть свой огород. А льготы больше не просим – сколько можно унижаться, что-то доказывать?! Пенсия у меня восемь тысяч, а у Валентины чуть поменьше. Но зато считаем, что приехав в Корзуновку, мы свою жизнь продлили, а если бы ходили и льготы выпрашивали, то нас уж на этом свете и не было. … Отдохнув и успокоившись, к нам снова вышла хозяйка и накормила вкусным обедом. И всё время просила меня не писать о ней. Убеждала, мол, ничего существенного не совершила, работала, как все. «Незачем писать про меня, найдите других чернобыльцев. Мужчины в пекло лезли – вот они герои!» - такими словами проводила меня в дорогу скромная, терпеливая, добрая женщина – Василиса Фоминична БОРОДИНА. Владимир ПОДГАЙНЫЙ Фото автора
|
